Как прирастал Евросоюз
Знать, как улыбнуться... (Фото: «Nautilus»)
Три года назад в Великобритании прошел референдум о выходе страны из Евросоюза. Победили сторонники Брекзита. О том, как Европа пришла к кризису, рассказывает книга Тома Галлахера про взаимоотношения ЕС и Румынии.
Самые абсурдные события международной политики становятся логичными и рациональными, если смотреть на них не с высоты школьных учебников, а опуститься на уровень конкретных людей с их конкретными решениями.
В глубинах даже самой дурацкой и убыточной ерунды всегда найдется Х, заработавший на ней миллионы, Y, получивший повышение, и Z, которому просто не хотелось влезать и подставляться.
Именно такими поисками занимается Том Галлахер в своей книге «Румыния и ЕС: как слабый разгромил сильного».
Он пытается разложить махину восточного расширения ЕС на маленькие шаги отдельных людей, чтобы понять, как могло получиться так, что старый Евросоюз, тогда еще однородный, богатый и благополучный, согласился принять к себе Румынию — бедную и глубоко коррумпированную страну на 20 миллионов человек, едва очнувшуюся от безумств социалистической диктатуры Чаушеску.
Книга была закончена в начале 2008 года — до украинского Евромайдана, «Восточного партнерства» и даже войны в Грузии. Но внимательным наблюдателям уже тогда было заметно, что, несмотря на царивший повсюду еврооптимизм, идея расширения ЕС превращается в опасную и плохоуправляемую штуку. Манипулировать ей рады самые разные персонажи и внутри, и снаружи Союза, но по-настоящему контролировать ее уже ни у кого не получается.
Дети и баронесса
В контекстеЕвропа хочет единства по вопросу Ирана, но подрывает Трампа по вопросу об Иерусалиме Из уважения к США, пять стран-членов ЕС - Румыния, Чехия, Латвия, Венгрия и Хорватия бросили вызов Брюсселю и воздержались от голосования в пользу резолюции Генеральной Ассамблеи. Более того, вопреки позиции ЕС, президент Чехии Милош Заман с энтузиазмом приветствовал признание Трампом Иерусалима...
Еще в середине 1990-х годов у Евросоюза не было даже отдаленных планов расширяться на Румынию. Там после расстрела Чаушеску новые демократические политики боролись друг с другом, свозя в Бухарест банды шахтеров для погромов. Но в 1999 году случился Косовский кризис, и Румыния оказала НАТО неоценимую помощь во время бомбардировок Югославии. После такого страну надо было, во-первых, как-то поощрить, а во-вторых, стабилизировать хотя бы для того, чтобы югославские события не повторились, скажем, с румынскими венграми.
В итоге решили, что лучший способ добиться и того и другого — это начать с Румынией переговоры о вступлении в ЕС.
Расчет был на то, что за десяток лет плотного брюссельского давления Румынию удастся благополучно реформировать. А если даже не удастся — не страшно: копенгагенские критерии, которым должна соответствовать вступающая в ЕС страна, сформулированы насколько общо, что при желании окончание переговоров можно откладывать хоть десятилетиями.
Однако расчет оказался неверным. Руководство Евросоюза не учло, что за годы переговоров вступление Румынии в ЕС обрастет таким количеством частных выгод, что на финише будет уже некому задуматься об общем убытке и сказать «нет» или хотя бы «давайте отложим».
Значительная часть книги Галлахера посвящена подробному описанию этих самых частных выгод отдельных представителей европейской и румынской элиты, которые далеко не всегда сводятся к примитивной коррупции. Большой международный процесс, однажды запущенный, создает гораздо более сложные и разнообразные мотивации.
Взять, например, баронессу Эмму Николсон, тогдашнего депутата Европарламента от Британии. С 1999-го по 2004 год (то есть 5 из 8 лет переговоров) она была спецдокладчиком ЕС по Румынии: каждые полгода выпускала доклад о том, как в этой стране продвигается внедрение европейских процедур и стандартов.
До назначения баронесса никогда в жизни не занималась ни Восточной Европой вообще, ни тем более Румынией.
Всю свою общественно-политическую карьеру, еще с 70-х годов она строила на теме защиты прав детей — у себя в Британии, в Пакистане, в Иракском Курдистане. Поэтому на переговорах о вступлении Румынии в ЕС ее интересовал, прежде всего, один вопрос — что там у румын с усыновлением, особенно международным.
Румынская элита, большая часть которой начинала свой трудовой путь в непростые времена социализма Чаушеску, прекрасно понимала, как важно правильно оценить личные приоритеты нагрянувшего ревизора. Поэтому правительство Румынии быстро признало, что их система международного усыновления сильно коррумпирована и местами слабо отличается от торговли детьми. Власти ввели мораторий на международное усыновление, внедрили европейские рекомендации и под присмотром баронессы навели в системе относительный порядок.
Эмма Николсон сейчас заседает в британской Палате лордов, а работа с Румынией значится одним из главных достижений в ее послужном списке по защите прав детей. Но проблема в том, что в 1999–2004 годах она была спецдокладчиком ЕС не по румынской системе усыновления, а по Румынии вообще. По румынским судам, СМИ, избирательной системе, металлургии и сельскому хозяйству.
Но баронесса предпочла сконцентрироваться на том, в чем она понимает и что пригодится для ее карьеры.
Румынские власти помогли ей преуспеть там, где ей нужно, а дальше за это пришлось заплатить позитивными оценками успехов Румынии в евроинтеграции в целом.
* * *
Максим Саморуков
- заместитель главного редактора Carnegie.ru.
Московский центр «Carnegie»