Как Боширов и Петров раскололи Россию
«Гражданская казнь» Дрейфуса (1895). (Иллюстрация: «Le Petit Journal» - «Duke University») 🔗
Любая информация, связанная с национальной безопасностью, государственными секретами и обороноспособностью, а также с национальной гордостью и историей, вызывает повышенную эмоциональную реакцию.
В контекстеПочему Петров и Боширов не убедили британского знатока спецслужб Особенно меня развеселило, как двое российских парней заявляют, что они развернулись и уехали из Солсбери обратно в Лондон из-за небольшой снежной жижи на улицах. Не было сделано попыток дать ответы на открытые вопросы, такие, например, почему у них паспорта с одинаковыми номерами, если не считать последней цифры.
Скандал с отравлением бывшего полковника ГРУ Сергея Скрипаля и его дочери Юлии в британском Солсбери в марте 2018 года перешел в новую стадию после «озвучки» имен главных подозреваемых — россиян Александра Петрова и Руслана Боширова.
Но не успела публика вовсю насладиться смакованием их приключений в Солсбери и Лондоне, как на голову свалилось дальнейшее «разоблачение». Bellingcat и The Insider опубликовали расследование, где утверждается, что Руслан Боширов на самом деле — полковник ГРУ Анатолий Чепига, Герой России.
Реакция на эту информацию весьма показательна для состояния умов в современной России. Общество оказалось расколотым по принципу «верю-не верю».
Эксперты, блогеры, пользователи соцсетей, журналисты — самая разная публика яростно утверждала правдивость либо лживость заявлений Bellingcat. Интернет оказался буквально завален мемами, фотожабами и прочими произведениями остроумия или потуг на него. И это вдобавок к изобильной подобной продукции, уже порожденной интервью Маргариты Симоньян с обоими фигурантами расследований.
Но подобное разделение общественного мнения не стало чем-то из ряда вон выходящим, как свидетельствует мировой опыт. Все, что связано с национальной безопасностью, с государственными секретами и обороноспособностью, равно как и национальной гордостью и историей, вызывает повышенный эмоциональный отклик.
Тут нельзя не вспомнить о двух делах, которые составили эпоху в истории соответствующих стран: деле Дрейфуса во Франции и деле супругов Розенберг в США.
Впрочем, последнее было лишь частью более широкого расследования о советском шпионаже в Америке.
Дело Дрейфуса раскололо Францию начиная с семейного уровня. Это был громкий судебный процесс над офицером французской армии евреем Альфредом Дрейфусом, в ходе которого его осудили и приговорили к каторжным работам по обвинению в шпионаже в пользу Германии. Параллельно шла борьба общественности за его реабилитацию.
Отец спорил с сыном, брат с сестрой о виновности или невиновности Дрейфуса.
На несколько лет борьба дрейфусаров и антидрейфусаров стала стержнем политики Франции, главной ее темой. Виднейшие интеллектуалы с разных сторон вступали в борьбу, не оставаясь равнодушными, — Эмиль Золя, Анатоль Франс, Шарль Моррас, Морис Баррес, и даже юный Марсель Пруст обходил знакомых, собирая подписи в поддержку Дрейфуса.
В России многие тоже не остались равнодушными: Антон Чехов разошелся со своим многолетним старшим товарищем Алексеем Сувориным из-за различных подходов к делу Дрейфуса.
Также по теме«День» Презревший клятву Гиппократа «Новая газета» ГРУ не могу «Радио “Свобода”» В путинских спецслужбах бардак
Такой резонанс дело приобрело ввиду того, что затронуло многие болевые точки Франции того времени. Патриоты-антидрейфусары считали необходимым осудить Дрейфуса и не допустить его реабилитации — во имя чести мундира, недопустимости поношения армии.
Либералы-дрейфусары, напротив, рассматривали борьбу за восстановление доброго имени офицера не просто как дело справедливости, но и как удар по реакционным силам.
Как писал историк Пол Джонсон, французский якобинизм, воинственный, когда родине угрожает внешний враг, легко мутирует в пацифизм и пораженчество, когда есть опасения, что политические враги прикрываются армией.
В США подобное, пусть и не столь громкое дело развернулось в конце 1940-х — начале 1950-х годов. К тому времени в стране действовала мощная сеть советского шпионажа, первые его разоблачения случились в 1945 году, сразу после окончания Второй мировой войны. Самыми яркими случаями стали дела высокопоставленного сотрудника государственного департамента Алжера Хисса и супругов Этель и Юлиуса Розенберг, приговоренных по обвинению в шпионской деятельности к смертной казни.
Поскольку многие доказательства их виновности были косвенными либо засекреченными, вынесенный приговор показался многим несправедливым.
Советский Союз умело из-за кулис дирижировал мощной кампанией за спасение жизней Розенбергов, в которой приняли участие такие мировые знаменитости, как Альберт Эйнштейн, Жан Кокто, Пабло Пикассо, Диего Ривера, Бертольт Брехт. Что до Алжера Хисса, то его виновность в шпионаже суд вообще не устанавливал, но за лжесвидетельство он был осужден на пять лет, однако до самой своей смерти в 1996 году горячо отстаивал собственную невиновность.
Как в случае с Розенбергами, так и в случае с Хиссом, американская общественность раскололась на два лагеря. Леволиберальная публика не верила в виновность осужденных ни в первом, ни во втором случае. Все сомнения толковались однозначно в пользу «жертв капиталистического правосудия», каковыми было принято их считать.
Но, как и во Франции, разделительная линия проходила даже не по отношению к фактам, а по политическим убеждениям.
Левые априорно считали все доказательства сфабрикованными, а юстицию — отрабатывавшей политический заказ. Была сильна установка не дать восторжествовать правым и защитить СССР и социалистическую идею.
Семён Слепаков: «Шпиль Солсбери»
В сегодняшней России дело о покушении на Скрипалей всколыхнуло глубинные пласты сознания. Спор идет не о сути представляемых свидетельств, а об убеждениях. Условные «патриоты» считают версию о причастности ГРУ и властей невозможной априори и, соответственно, тратят свои силы на «опровержение» все растущих доказательств обратного — по принципу «этого не может быть, потому что такого не может быть никогда».
Их оппоненты, напротив, порой некритически относятся к фактуре, предоставляемой британской стороной и международными расследовательскими центрами.
В центре дискуссии, если внимательно присмотреться, как и 120 лет назад во Франции или 70 лет назад в США, вовсе не судьба конкретных личностей.
Мы говорим «Боширов», но подразумеваем совсем иное. Разделение происходит по отношению к власти. Оппозиционеры радуются тому, что появляется лишний повод ее покритиковать, лоялисты считают своим долгом защищать ее. При этом обе стороны не проговаривают до конца свои намерения.
Между тем, несмотря на весь интерес к детективной истории, конкретных политических последствий пока нет. Люди следят пассивно, комитетов действий никто не создает и публичных акций не устраивает.
В контекстеПетров и Боширов Если бы я такого человека встретил на улице, у меня не было бы и маленького, даже самого маленького сомнения, что передо мной кадровый офицер. Вот у него погон нет, а я их вижу. И там не меньше, чем капитан. Длинная прическа может отвлечь, но только неопытный взгляд.
Удивляет и позиция большинства СМИ, которые весьма вяло реагируют на поступающую информацию. Казалось бы — опросить знакомых полковника Чепиги совсем не трудно, посредством одних только соцсетей это можно сделать в очень короткие сроки. Но практически никто не берется за это. Явная боязнь получить неприятные для себя выводы — налицо.
Но еще не все козыри до конца выложили на стол. Bellingcat обещает нам новую порцию расследований.
Также впереди и очередные действия западных правительств, которые будут реагировать в соответствии с результатами расследования, и игнорировать их будет все труднее.
И путинским лоялистам, и противникам Кремля надлежит научиться понимать, что они находятся в одной лодке и что у страны есть общие интересы. Вчерашние дрейфусары-антимилитаристы спустя несколько лет после реабилитации своего кумира оказались воинствующими патриотами в 1914 году, после начала войны с Германией. Левые либералы в Америке вполне смирились с капитализмом и разрушением Советского Союза.
Нынешняя интрига вскоре закончится, по крайней мере для большинства непредвзятых наблюдателей.
При нынешнем уровне развития и техники, и массовых коммуникаций сохранять тайну долго не получится.
И как тогда будут чувствовать себя те, кто сегодня кричит громче всех «не верю»?
* * *
Максим Артемьев
– политолог
«Forbes»