Рабхар Путин, Елбасы Путин...
Владимир Путин четко дал понять: в 2024 году он покинет пост президента, однако не уйдет из власти. Вопрос в том, как он дальше будет сосуществовать с новым президентом: по иранскому, казахскому или все-таки китайскому образцу.
Не готовы
В контекстеОтставки и предназначения Сочетание новых полномочий с новыми ограничениями для следующего президента напоминает взаимный обмен страховками, договоренность о взаимной защите от злоупотреблений, что позволяет предположить, что Путин уже определился с именем того, кто сменит его на президентском посту.
В отечественной информационной повестке прошлой недели доминировали внутриполитические темы: смена премьер-министра и запущенный президентом Владимиром Путиным процесс трансформации российской политической системы.
Большая часть российских экспертов говорила о первом — обсуждала Who is Mr Mishustin, гадала о составе нового кабмина, тогда как западные СМИ, освещавшие российские новости, делали все-таки упор на второй теме:
пытались понять, во что эта политическая трансформация превратит Россию и какую роль в ней будет занимать Путин.
Они посчитали эту тему более важной — и, в общем-то, в кои-то веки оказались правы.
Всем, думается, очевидно, что легкий российский авторитаризм в 2024 году не превратится ни в какую либеральную многопартийную демократию — даже по мановению волшебного решения президента-крестного.
Страна на сегодняшний день к такой системе не готова — как минимум потому, что к ней не готовы политические противники (и номинальные, и реальные) действующей партии власти.
Так, системная оппозиция еще раз подтвердила, что она не достойна участвовать в политической жизни новой России. Крупнейшая оппозиционная партия — КПРФ — выступила по принципу «страуса». На важнейшем голосовании по кандидатуре премьера Михаила Мишустина просто воздержалась.
Оправдания Геннадия Зюганова выглядят неубедительно — по сути, депутаты просто не захотели делать выбор. То есть совершать действия, за которые потом придется отвечать перед избирателями. Что и не удивительно для партии, далекой от понимания принципов гражданского общества.
Несистемная же оппозиция снова выступила по принципу «а Баба Яга против» — ряд ее представителей либо призвали выйти на улицы «для защиты Конституции», либо, раскритиковав инициативы Путина, отметили, что и такую Конституцию «омерзительно защищать».
И это вместо того, чтобы выйти из электоральной секты, в режиме ошпаренного ежика начинать работу с широкими кругами недовольного «Единой Россией» электората, дабы затем на выборах 2021 года попытаться пробиться в новую, куда более полномочную Госдуму.
Их действия, конечно, можно понять: радикальная оппозиция не привыкла к нормальной институциональной оппозиционной деятельности, боится ее, поэтому, по всей видимости, ей нужна смена поколений и подходов во взаимоотношениях с властью.
Лишь после этого можно будет говорить об их серьезных шансах выиграть на выборах и занять Кремль.
Распутье
В контекстеOткровенный захват власти Владимиром Путиным может оказаться неожиданно выгодным Среда, возможно, окажется одним из самых важных дней в политической истории постсоветской России. Как бы циничны ни были попытки Путина перенести часть полномочий президента на парламент, более сильный парламент пойдет России на пользу, считает автор британского издания.
Конечно, власть могла бы создать какой-то оппозиционный симулякр или же (чудеса возможны) просто бросить не умеющую плавать Россию в бассейн либеральной демократии с надеждой на то, что сама плавать научится и выплывет.
Но все-таки социальных экспериментов не хочется — Россия их достаточно пережила в XX веке.
Так что в 2024 году нас ждет самый оптимальный вариант — управляемая, поднадзорная передача поста президента от Владимира Путина к благословленному им наследнику. И главный вопрос в том, какова после этого будет роль нынешнего президента и какова будет степень надзора?
Тут условно можно выделить иранский, казахский и китайский варианты.
В рамках «иранского варианта» Владимир Путин уходит с поста президента, но при этом остается главным по стране.
Формально он не занимает никаких постов в исполнительной власти, однако благодаря своему колоссальному авторитету продолжает управлять страной, задавать курс ее развития и разруливать противоречия между группами влияния внутри элит. Новый президент при нем — это фактически избираемый народом премьер-министр.
По сути, это самый плохой вариант из всех возможных. И не только потому, что для его построения нужно создание настоящего, олдскульного культа личности.
Данный вариант чреват серьезной турбулентностью внутри системы и неизбежным противостоянием между возглавляемыми чиновниками институтами и «духовным лидером».
Конечно, авторитет Владимира Путина не похож на те мыльные пузыри, которые надувались ряду среднеазиатских лидеров — и которые сдувались сразу же после их ухода (со сносом памятников и вымарыванием из истории).
Путин свой авторитет заслужил, старшее поколение ему благодарно — но не настолько благодарно, чтобы воспринимать его власть как некую сакральную сущность. Младшее же, выросшее в эпоху Путина, вообще не благодарно — просто потому, что не помнит и не знает, как было до него.
В контекстеРежим не понимает молодежь, но надеется запугать Режим сам не верит в свои пряники и старается нагнать страху на пассивное с виду молодежное большинство, показательно репрессируя активистов всех разновидностей, а заодно и прочих граждан, случайно попавших под колесо.
На такой благодарности долго не проедешь, поэтому можно пойти по казахскому пути и легализовать свой статус. Как сделал, например, Нурсултан Назарбаев в Казахстане. Он не только пожизненный «Елбасы» (отец нации), но и пожизненный глава Совета безопасности.
Глава, указания которого обязан исполнять даже президент. Причем сферу ответственности Совбеза легко можно расширить, включив туда любые вопросы.
Владимир Путин может поступить аналогично — например, возглавить Госсовет, который по Конституции получит крайне широкие полномочия.
Сторонники версии «Путин будет править Россией, пока смерть не разлучит их» уверены, что президент так и поступит. Что не захочет отдавать власть, к которой он и его окружение так прилипли. Не исключено, что так оно и случится — однако все-таки это нелогично и нерационально.
Нелогичность в том, что такой «казахский» вариант противоречит ярко выраженному курсу Путина на построение в государстве гражданского общества, а также на создание устойчивых репрезентативных институтов, основанных на этом обществе. Курсу, целью которого является научить страну «жить без Путина».
Все-таки российский президент — как и любой серьезный лидер — задумывается о своем наследии. И хочет быть уверен в том, что его уход из жизни не повлияет на стабильность в стране, которая уже будет управляться институтами, а не личностями. По крайней мере, хотелось бы, чтобы Путин так думал.
Именно поэтому оптимальным для нынешнего президента, его окружения и будущего всей России является третий, условно «китайский» вариант транзита. Введенный в свое время Дэн Сяопином для того, чтобы не повторять порочную советскую практику несменяемости элит и выноса главы государства лишь вперед ногами.
Согласно этому «китайскому варианту», после 2024 года Владимир Путин передает власть преемнику, сам на какое-то короткое время занимает важный пост в государстве (позволяющий ему надзирать за работой преемника, но не управлять вместо него), а затем уходит на политическую пенсию.
Президенту этот вариант позволит обеспечить постепенный, управляемый транзит.
Для окружения Путина этот вариант оптимален тем, что у них будет несколько лет переходного периода для защиты своих активов от возможного передела собственности.
Для страны он хорош тем, что обеспечит преемственность во внешней и внутренней политике, а также будет эффективной защитой от «фактора Горбачева» — резкой радикализации нового главы государства с выходом на очередной развал России.
Вопрос только в том, хватит ли у российской элиты мудрости, трезвости и дальновидности для того, чтобы, выбрав изначально китайский вариант, в какой-то момент не струхнуть и не скатиться все-таки в казахский.
* * *
Геворг Мирзаян
- доцент департамента политологии Финансового университета
«Сноб»