«Я пишу ради Зори и только для Зори…
Переводчица Соня Гурвич (Ирина Долганова) из к/ф «А зори здесь тихие…» (1972). (Кадр из к/ф: «Да»)
Как еврейская жена Бориса Васильева стала прототипом Сонечки из повести «А зори здесь тихие...» – и чуть не разрушила карьеру советского классика.
«В первую очередь я делюсь своими замыслами с женой. Если Зоренька прочтет черновики и скажет: “Боря, это не получилось”, я эту вещь выбрасываю...» – рассказывал писатель Борис Васильев в 1988 году.
Со своей Зоренькой он прожил 67 счастливых лет. Она стала прототипом Сони Гурвич из повести «А зори здесь тихие…» – и однажды чуть не разрушила его карьеру: в 50-е, в разгар дела «врачей» Васильеву угрожали арестом, если он не разведется с еврейской женой.
В контекстеВот тебе Аксинья В начале 1953-го из-за небольшого конфликта с сокурсником ее едва не отчислили; она связывала это с развернувшейся в стране кампанией борьбы с сионизмом и «делом врачей». Впрочем, после смерти Сталина всё свелось к обсуждению персонального дела.
Они познакомились в Московской бронетанковой академии в 1943-м. Васильеву было 19. Он оказался среди студентов после тяжелого ранения на фронте. Весной он подорвался на минной растяжке под Смоленском и пошел учиться, потому что хотел быть полезным стране.
17-летняя Зоря Поляк оказалась в академии по тем де причинам – хотела родину защищать. Васильев вспоминал: в тот год девушек в первый и последний раз принимали на инженерно-танковый факультет.
«Они все ходили в военной форме, дружно хохотали по каждому поводу и были недосягаемо, сказочно прекрасны», – рассказывал он. А потом он выделил Зорю среди всех остальных.
Дело было на танковом стрельбище. Офицер-преподаватель попросил Поляк показать, как стреляют из танкового орудия. Это выглядело как насмешка: Васильев вспоминал, что Зоря была самая маленькая на курсе, гимнастерка была ей велика, и по сравнению с громадным танком девушка казалась пушинкой.
Но она и не думала смущаться – недаром позже писатель будет называть ее за бойкий характер и острый язык своим «командиром» и «генштабом».
Поляк запрыгнула в танк и через минуту дала такой залп, что затряслось все вокруг. Потом из люка показалась ее голова – черная от сажи: оказалось, перед выстрелом она забыла включить вентилятор. Все захохотали, а громче всех – сама Зоря.
«Она никогда не боялась быть смешной, эта маленькая девушка, колобок в гимнастерке», – вспоминал Васильев. И удивлялся: откуда в ней столько силы и жизнелюбия?
Зоря Поляк родилась в Минске в семье врачей-евреев. Девушке было 15, когда летом 1941-го город заняли немцы. Ее мать умерла спустя год от тифа, а отца перевели на Дальний Восток. Сама Зоря осталась с родственниками в Москве. Она отлично училась и поступила в академию, получив почетную Ворошиловскую стипендию.
Характер Поляк, по словам Васильева, быстро дал о себе знать. Во время одной из сессий он заболел и пропустил экзамен по физике. Но друзья выкрали для него один из билетов, и потому он был уверен – сдаст без проблем: вытянет один билет, а скажет, что вытянул тот, что у него уже был.
Но не тут-то было! В один из дней Зоря спросила, почему он не готовится. «А зачем? – нахально удивился Васильев. – Пятерка мне и так обеспечена». И показал свой «краденый» билет.
«Боже, что тут началось! – вспоминал он много лет спустя. – Зорька вскочила, одернула гимнастерку, стала алой, будто рак из кипятка, и звенящим от негодования голосом выпалила: “В то время как наша Родина, истекая кровью, отбивается от фашистских орд, когда ее лучшие сыновья и дочери гибнут на полях сражений…” Ну, и так далее. Я тоже встал, тоже одернул гимнастерку и порвал грешно доставшийся мне билет...»
Также по теме«День» «Окончательное решение еврейского вопроса»... советскими партизанами «Да» Неудобные герои в советском кино
Но когда Васильев на следующий день закономерно провалил экзамен, Зоря первой пришла ему на помощь. Она встала перед экзаменаторами и заявила, что берет «двоечника» на поруки. Дала «честное комсомольское слово», что тот справится с переэкзаменовкой – и потом целый месяц подтягивала Васильева по предмету. И тот действительно сдал – на четверку, хотя сама Зоя оценивала его знания строже – на крепкий трояк.
Впервые они поцеловались спустя два года – в подмосковном Солнечногорске, куда часть курса отправили в летний лагерь. Там же решили: женимся!
Но осуществить поход в ЗАГС удалось только через шесть месяцев, в феврале 1946-го, когда пару застала в подъезде актриса Цецилия Мантурова, соседка Зори. «Хватит вам, ребята, по три часа в подъездах простаивать! – заявила она. – Женитесь! Благословляю!»
В том же 46-м Васильев и Поляк закончили академию и получили распределение на Урал. Прожив там некоторое время, переехали в Горький – работать на автозаводе.
Тогда же Васильев едва не был уволен. В разгар «дела врачей» его собственный родственник, супруг сестры, угрожал написать на него донос – за брак с еврейкой.
«Ты должен немедленно подать на развод! И указать в заявлении причины этого развода! – заявил тот. – Ты не имеешь права связывать свою судьбу с агентом “Джойнта” (еврейская благотворительная организация со штаб-квартирой в США. – Прим. ред.)». «Это Зоря – агент “Джойнта”?» – переспросил ошеломленный Васильев. «Она! А кто же еще? Недаром она прорвалась к совершенно секретной оборонной работе!»
Антисемитизмом в годы «дела врачей» было заражено много людей, вспоминал Васильев в книге мемуаров «Век необычайный». «Горьковский автозавод жил с натянутыми нервами. Нервы рвались в бесконечных очередях, где измотанные вечной нехваткой женщины наконец-то поняли, кто во всем виноват. Конечно, евреи, на которых каменным перстом указала сама газета “Правда”!» – писал он.
Проблемой стало и то, что вместе с Васильевым и Поляк в то время жили еврейские родственники Зори – ее отец Альберт Львович и двоюродная сестра Зоря-младшая.
«Альберт Львович ежедневно и строго по графику ходил на работу в заводскую поликлинику – но теперь больные очень редко посещали его кабинет, – вспоминал Васильев. – Иногда они тихо приоткрывали дверь и, просунув в щель голову, торопливо и испуганно шептали: “Лично я вас очень уважаю, но… Сами понимаете”». Чтобы защитить врача от возможных нападений, некоторые неравнодушные коллеги стали провожать его от работы до дома.
То же происходило и с Зорей – ее встречал сам Васильев, а с работы до автобуса «вели» товарищи по цеху. Но хуже всех приходилось Зорьке-младшей: та училась на краю города и вдобавок ко всему, по словам писателя, «выглядела типичной еврейской девушкой». За это ее оскорбляли на улицах, могли вытолкнуть из автобуса и продуктовой очереди. И однажды едва не избили прямо на улице – помогло вмешательство знакомых.
В контекстеНа шатком мостке В 1948 году Сталин принял программу Гитлера и стал превращать советский интернациональный социализм в национальный. Единственный народ, который горячо сражался за свою «двоюродную родину – «безродные космополиты» евреи.
Самого Васильева отстранили от всех важных работ и вызвали на офицерский суд. Донос на него и «его евреев» все-таки написали – но не родственник, а сосед по квартире. Дело запахло тюремным сроком, но неожиданно – сразу после смерти Сталина в марте 53-го – вся травля прекратилась.
«Осталось только мучительное чувство несправедливости, – говорил Васильев. – Чтобы избавиться от него, я стал писать первую в жизни пьесу».
Писатель вспоминал: те годы «что-то надломили» в нем. Он распрощался с воинским званием, ушел с автозавода, забрал свою любимую Зорю – и переехал в Москву, где серьезно засел за перо.
«Перестал быть образцовым верноподданным коммунистом», – говорил он.
В 1954-м дебютную пьесу Бориса Васильева «Танкисты» приняли к постановке в театре Советской армии. Но после пробного спектакля неожиданно сняли, не объясняя причин. Позже 30-летний «начинающий» писатель поступил в сценарную студию при Госкино. Больше десяти лет писал сценарии, тексты к телепрограммам – в том числе к начинающемуся тогда КВН. Брался сочинять рассказы, повести – но откладывал начатое: чувствовал, что идет не так и не то.
А в 1969 году в его жизни случилась самая большая творческая удача. Журнал «Юность» опубликовал повесть Васильева «А зори здесь тихие...» – пронзительную историю о противостоянии подразделения девушек-бойцов элитным фашистским десантникам. Именно она сделала писателя известным на весь мир.
Одну из главных героинь – еврейскую девушку Соню Гурвич – Васильев писал с собственной жены. Так же как и его Зорька, Соня вышла в тексте черноглазой начитанной отличницей, дочерью минского врача и «городской пигалицей».
Позже писатель признавался, что использовал образ жены для создания еще одной героини – Искры из повести «Завтра была война». «Я пишу ради Зори и только для Зори. Она моя муза и вдохновитель», – говорил писатель.
Супруги много лет жили в Солнечногорске – городе, где когда-то впервые поцеловались. «Зоря всегда была рядом. Она редактировала его записи, правила, критиковала – и хвалила, когда было за что», – вспоминал один из журналистов, посетивший дом Васильева. «Он любил жену до безумия. На всех застольях первый тост был всегда за нее», – писал другой.
Зоря ушла из жизни зимой 2013 года – неожиданно, от острого приступа бронхита. Борис Васильев пережил ее всего на два месяца.
«Мы старались не думать об этом, но когда ушла Зоря, дом стал невероятно пустым, – вспоминал филолог Владимир Карнюшин, друг писателя. – Борис Львович очень тяжело переживал смерть любимой супруги, очень скучал... Верил ли он, что встретится с нею? Я не знаю. До конца жизни он был атеистом...»
* * *
Михаил Блоков
«Jewish.Ru»