Вопрос, который поднимает этот фильм, звучит трагически: способен ли кинематограф предотвратить катастрофы?
Фильм оказался в центре громкого скандала. (Кадр из к/ф: «Haqqin»)
В 1978 году 34-летний хорватский режиссер Лордан Зафранович снял фильм о Второй мировой войне «Оккупация в 26 картинах» и уже через год представил его на кинофестивале в Каннах.
Картина была номинирована на «Золотую пальмовую ветвь», но в тот год главный приз разделили между собой «Апокалипсис сегодня» Фрэнсиса Форда Копполы и «Жестяной барабан» Фолькера Шлёндорфа по роману Гюнтера Грасса.
А фильм Зафрановича вместо триумфа оказался в центре громкого скандала.
В контексте«Ее ждало блестящее будущее» Ребята в Голливуде давно уже стреляют специальными патронами, а не холостыми военными...Там есть отдельная индустрия, производящая оружие для кино. Это специальные заряды, которые выбрасывают много огня, чтобы красиво было, и совсем маленькие частички отходов.
Надо сказать, что к премьере югославская делегация готовилась тщательно: в Канны специально привезли ансамбль народной музыки из Белграда, и артисты в национальных костюмах исполняли песни, создавая атмосферу праздника. Но во время показа фильма атмосфера мгновенно сменилась на враждебную.
Фильм рассказывает историю трех друзей, живших в городе Дубровнике — хорвата, итальянца и еврея.
До войны они были неразлучны, но с приходом оккупации их судьбы расходятся: один вступает в антифашистское подполье, другой поддерживает фашистов, а третий попадает в плен.
Вчерашняя дружба исчезает, человеческие связи рвутся, и каждый вынужден решать по совести, на чьей он стороне.
Самой шокирующей оказалась сцена в автобусе, где хорватские палачи жестоко расправляются с заключенными — коммунистами, евреями и сербами. Им вырывают глаза, забивают гвозди в головы, священнику отрезают язык, женщине — грудь.
Эта сцена основана на реальных событиях, произошедших в Дубровнике и задокументированных во время войны.
Но публика в Каннах реагировала так, словно происходящее было художественной провокацией. Больше половины зрителей покинули зал в знак протеста, многие освистали режиссера, а одна женщина даже пыталась остановить показ.
В контекстеИзнасилование – это сопротивление, а пейджеры – это геноцид Страшный день 7 октября вызвал темное ликование движения, верящего в то, что однажды оно сможет вкусить сладость гибели Израиля… Чего оно по-настоящему боится, так это не документального фильма о зверствах 7 октября, а уничтожения своих армий джихадистов.
Противники картины обвинили Зафрановича в том, что он изобразил хорватов дикарями. Но в фильме присутствует и противоположная линия — героизм хорватов-антифашистов, в том числе подпольная деятельность одного из главных героев и мученическая гибель его отца.
Режиссер объяснял: он не придумал эти ужасы, а лишь показал документированную реальность.
В то время как «фильмы ужасов» демонстрировались параллельно в Каннах и вообще не вызывали негодования, хотя их сцены были плодом вымысла.
Со временем «Оккупация в 26 картинах» превратилась в символ спора о том, имеет ли искусство право показывать невыносимую правду войны.
Фильм до сих пор запрещен в Хорватии, а бывший президент страны Франьо Туджман включил Зафрановича в список «врагов нации».
Ирония в том, что через десять лет после выхода фильма в Югославии вспыхнула война, начавшаяся по сценарию, очень похожему на показанный в картине, а сам режиссер, спасаясь от угроз, был вынужден эмигрировать.
В контексте«Академическая среда является питомником самого омерзительного и оголтелого антисемитизма» Последний раз в своей жизни я оправдывалась в кабинете завуча, в девятом классе школы. С тех пор поступаю так, как считаю правильным, слушаю только свою совесть и выражаю исключительно свое понимание миропорядка и человеческих законов справедливости.
В 2013 году, когда в Киеве начинались события Майдана, Зафранович вновь представил «Оккупацию в 26 картинах» на фестивале «Молодость». О своей работе он говорил так:
«Я верил, что фильм может стать криком против войны. Но в 1991 году, когда в Югославии началась новая резня, я понял, что искусство оказалось бессильным. Наши фильмы не оставили следа в людях».
Вопрос, который поднимает этот фильм, звучит трагически: способен ли кинематограф предотвратить катастрофы? Судьба самой Югославии дает отрицательный ответ.
То, что зрители не хотели видеть на экране, они увидели спустя десять лет в ежедневных новостях и на улицах собственных городов.
Эта история — горькое напоминание о том, что искусство способно предупреждать, но оно бессильно против зла, если общество отказывается его видеть.
* * *
Мамед Сулейманов
«Haqqin»