Почему бессмысленна дискуссия о будущем либерализма
Храм Хрмста Спасителя. Москва. (Фото: «Nautilus»)
Защищать либеральную идею от нападок тех, кто недоволен принципами мультикультурализма или миграционной политики стран Европы, бессмысленно — она умерла гораздо раньше, чем эти проблемы встали на повестку дня, и совсем по другим причинам, чем те, о которых говорил Владимир Путин, а также его сторонники и оппоненты в России.
Директор Института глобализации и социальных движений Борис Кагарлицкий отвечает Леониду Гозману и Геворгу Мирзаяну в дискуссии по поводу последнего громкого заявления российского президента.
В контекстеПутин говорит, что либерализм себя «изжил» Современная так называемая либеральная идея, она, по‑моему, себя просто изжила окончательно. Наши западные партнёры признались, что некоторые её элементы просто нереалистичны: мультикультурализм там и так далее.
Странным образом высказывание Путина о кризисе либерализма, обращенное к западной публике, живую дискуссию вызвало только в России. Впрочем, это странно лишь на первый взгляд. Тема либеральных ценностей если где-то и вызывает острый общественный интерес, то это у нас.
Российская интеллигенция, восторженно принявшая в 1990-е годы некий комплекс идей, названный тогда либерализмом, по-прежнему живет с самосознанием, типичным для позапрошлого десятилетия, болезненно переживает из-за несостоявшейся либеральной альтернативы, существовавшей преимущественно в ее воображении, отчаянно надеется на возвращение в мир прекрасной утопии, который она сама себе сконструировала на исходе советской эпохи.
Приходится признать, что президент Путин своими нападками на либерализм в очередной раз показал, что, несмотря на свою связь со спецслужбами, он является в культурном смысле вполне органической частью постсоветской интеллигенции.
С той лишь разницей, что он в либеральной утопии видит скорее угрозу, чем перспективу. Но тем не менее воспринимает ее совершенно серьезно.
Это, конечно, очень смешно.
Неадекватность президента еще более высвечивается на фоне бурной реакции его критиков, совершенно серьезно отвечающих на слова, в которых нет ни смысла, ни логики.
Российский президент либо те спичрайтеры, которые помогали ему готовиться к интервью c редактором The Financial Times, смутно представляют, в чем состоят идеи теоретиков либерализма, и еще меньше знают о критике этих идей со стороны современных мыслителей. Они знают про типичные проблемы современного Запада и про то, что там наступило разочарование в либерализме.
Да, именно там — подхватывая эту тему, Путин и его спичрайтеры опять выступают типичными провинциальными эпигонами, причем отставшими от европейских трендов минимум на десятилетие.
Утешить их можно лишь тем, что если спичрайтеры Путина отстали от современного мира на десятилетие, то их оппоненты из либерального российского лагеря (например, тот же Леонид Гозман) не просто отстали от Запада на два десятка лет, но и законсервировались в идеологическом мире России ранних 1990-х годов. В мире уникальном и чудесном, полным странных монстров и волшебных возможностей, недоступных для тех, кто живет в пошлой реальности.
В этом мире есть какой-то особенный Запад, живущий некой своей, отдельной от России или, скажем, Китая, жизнью.
Там есть безупречный свободный рынок, который, как кот Шредингера, одновременно где-то существует и не существует (ибо каждый раз, когда вы указываете на ту или иную проблему в любой части мира, вам непременно ответят, что либо рынка тут нет, либо он недостаточно свободен).
Есть и какая-то особенная Россия, которой Сурков с Путиным приписывают некий «особый путь» (а заодно и пытаются разглядеть в ней некий «глубинный народ»), не замечая, что наша страна уже минимум четверть века идет вполне банальным и стандартным путем современного капитализма, живя по законам периферийной экономики и потребительского общества, как и подавляющее большинство человечества.
В контекстеДемократ, но не либерал Мультикультурализм – это не веселый праздник этнической кухни и национальной песни и пляски. Это – разрыв и фрагментация единого правового пространства, когда на одной стороне улицы действует одно понимание права, скажем, римское или современное гражданское, а на другой стороне признается совсем другое – допустим, шариат, домострой...
Не так уж важно, кто пишет тот или иной текст — Владимир Путин, Владислав Сурков, Леонид Гозман или Геворг Мирзаян. Все они одинаково не информированы о том, что представляет собой современная политическая мысль на Западе или даже в России.
Они дружно путают классический либерализм и неолиберализм, мультикультурализм и постмодернизм, права личности и привилегии группы, искренне полагая, будто вопрос об однополых браках имеет какое-то реальное значение для сторонников или противников этой идеи, а проблема мигрантов относится к темам политики, религии и культуры, а не к сферам жилья, рабочих мест и заработной платы.
Надо признать, что некоторые симулякры, созданные правящими классами Запада на излете неолиберальной эпохи для того, чтобы сместить общественную дискуссию от вопросов безработицы, социальных прав или жизненных шансов к символической проблематике «меньшинств», разобщить и раздробить недовольное экономической ситуацией общество, очень неплохо сработали на Западе в начале 2000-х годов.
Демонтаж социального государства происходил под грохот споров о толерантности и феминизме, снижение реальной заработной платы сопровождалось умильными рассуждениями о правах животных, а отказ государства от обязательств перед своими гражданами (при одновременном наращивании военно-полицейского аппарата) называли глобализацией.
В этом смысле классические либеральные ценности на Западе и в самом деле вполне успешно похоронены, но не сейчас, а уже лет пятнадцать тому назад.
Классический европейский либерализм закатали под асфальт экономических реформ вместе с его внутрисистемным антиподом — классической социал-демократией. В новой политической реальности на смену этим партиям и течениям приходят всевозможные популизмы — правые и левые. Но у нас в России все то же самое произошло несколько иначе, а роль мультикультурализма и прав ЛГБТ исполнили традиционные ценности и официальное православие.
Задача отъема социальных прав и подмены содержательной дискуссии обсуждением бредовых симулякров и там и тут успешно решается, а православные активисты справляются со своей задачей ничуть не хуже радикальных феминисток.
Что остается в сухом остатке? Корпоративно-олигархическая экономика, ориентированная на максимизацию прибыли, разобщенное общество, потребление, не обеспеченное уже соответствующим развитием производства. Можем порадоваться: по всем этим показателям Россия является вполне нормальной европейской страной, только опирающейся на периферийную сырьевую экономику, что и порождает особо ублюдочный вариант политической системы.
Но можно не волноваться: если текущий кризис на Западе будет развиваться теми же темпами, что и сейчас, то они нас скоро догонят.
В контекстеНачала и концы истории и либерализма Собственно, речь шла не о конце истории как таковом – в том же 1989-м много чего происходило архаичного и варварского, от событий на площади Тяньаньмэнь до фетвы в адрес Салмана Рушди, – а о конце коммунистической системы.
И тут надо отдать должное Путину. Возмущаясь однополыми браками и прочими пороками мультикультурализма, он и его спичрайтеры ни словом не упомянули противоречия современной капиталистической экономики. Как бы ни клеймили наши охранители западные «либеральные» идеи, они остаются твердо преданы идеям экономического либерализма. По крайней мере в его ортодоксальной форме.
Никаких национализаций, никаких посягательств на имущество правящего класса, на его право эксплуатировать наемных работников или использовать в своих интересах средства налогоплательщиков.
Сохранение существующего экономического и социального порядка во имя любых ценностей, будь то хоть гей-браки, хоть православная семья, —
вот тот фундаментальный проект, ради которого ведутся все бессмысленные дискуссии и ломаются многочисленные копья на фейковых идейных турнирах.
Главная задача — демонтаж социального государства. И она достаточно успешно реализуется. Пенсионная реформа в России и на Западе сделана по одному рецепту, не случайно отечественный опыт был горячо одобрен международными финансовыми институтами.
Задача номер два — системный и идеологический демонтаж культурных институтов, сформированных во всем мире под влиянием идей европейского Просвещения. Эти идеи, предполагавшие универсальное, общедоступное и единое для всего общества знание, не только обеспечивали условия гражданской компетентности и демократии, но и создавали объективные возможности для функционирования социальных лифтов.
И в этом смысле Советский Союз с его политикой всеобщего (почти принудительного) просвещения был гораздо ближе к фундаментальным принципам европейской демократии, чем современное российское и даже западное общество. В конце концов, большевики были прежде всего русскими якобинцами.
Принципы «уникальности» и «многообразия», превращенные в основание для новой культурной политики, на самом деле представляют собой очень удобное прикрытие для политики социальной сегрегации, создания культурных и этнических гетто, новейшей формы классового апартеида.
Уничтожая школы и университеты, построенные на основе просветительского универсализма, правящие круги лишают общество единого культурного стандарта, подрывая объективную основу демократии, гражданского равенства и социальной мобильности.
Кстати, и патриотизм, порожденный той же просветительской культурой, в новой ситуации тоже превращается в бессодержательный фетиш. Верность царю и покорность начальству — средневековые принципы, ничего общего с патриотизмом не имеющие.
В контекстеПочему Путин ненавидит либерализм Неолиберальная демократия изживает себя, пишет один. От высокомерия самозваных моралистов тошнит, возмущается другой, цитируя автора. Путин не дурак, он знает, что и когда надо сказать, уверен третий.
Как бы ни сетовали кремлевские правители по поводу тлетворного влияния Запада, болонскую образовательную реформу, изобретенную начальством Евросоюза для борьбы с собственным образовательным сообществом, российские власти навязывали своей стране с не меньшим, а то даже и большим рвением, чем ее авторы.
Атаковать Просвещение можно под разными предлогами. И уже совершенно неважно, чем мы заменим Шекспира, Маркса, Толстого и Рембрандта, — мифами какого-нибудь африканского племени или душеспасительными историями о древнерусских святых, которых никогда не существовало. Главное — уничтожение универсальных культурных кодов, вместе с исчезновением которых закрепляется разобщение общества и блокирование социальных лифтов.
Никаких содержательных разногласий между Путиным и его «либеральными» критиками тут нет и не может быть.
Так же как нет их между российской олигархией и ее западными или китайскими партнерами-соперниками. Вопрос лишь в распределении изымаемых у общества ресурсов. Но этот вопрос как раз не будет обсуждаться публично. Так что конфликт между элитами России и Запада нам будет представлен как столкновение ценностей, а не как пошлая склока из-за доступа к плите на экономической кухне глобальной капиталистической коммуналки.
И не надо думать, будто кто-то нас куда-то ведет или зовет. Никто никуда двигаться не собирается, ибо лучшая из возможных систем для элит в любой точке мира сегодня — то, что они имеют именно сейчас.
В этот прекрасный новый мир мы уже пришли. Вопрос в том, как из него выбраться.
* * *
Борис Кагарлицкий
«Сноб»