Почему российская армия не может обойтись без политруков
Известно, что американская армия научилась находить контакт с обществом. Похоже, что российское руководство решило последовать примеру США, но только делает это по-своему.
В контекстеЗа что умирают пацаны? По данным российских СМИ, нефтеперерабатывающий завод, после того как был отбит у ИГИЛ, некоторое время находился даже под контролем российских фирм, его охраняли нанятые ими охранные агентства, вполне возможно, что и «вагнеровцы».
В структуре Министерства обороны создано Главное военно-политическое управление, и уже назначен указом Владимира Путина его начальник — генерал-полковник Андрей Картаполов.
Напомним, что до последнего дня существовало Главное управление по работе с личным составом Вооруженных сил и возглавлял его полковник Михаил Барышев. Контраст званий значительный, особенно если учесть, что Картаполов одновременно будет являться заместителем министра.
Из этого можно понять, какое значение придают работе нового подразделения в Кремле.
История этого управления — характерная по-своему картинка постсоветской действительности. На протяжении практически всей советской истории в армии существовало Главное политическое управление, знаменитый ГлавПУР. Большевики изначально не видели армии без института комиссаров.
Сперва не было доверия к военспецам — офицерам из «бывших»; потом, когда после чисток и естественной смены поколений, «бывших» не осталось, необходимо было присматривать за моральным обликом военнослужащих, а главное, за их идейной направленностью, вести пропагандистскую работу.
В «нормальных» странах армия всегда находилась вне политики, а следовательно, вне политического воспитания. Считалось, что приносимой офицерами клятвы на верность вполне достаточно.
Даже в странах третьего мира, где военные перевороты следовали один за другим, армия с презрением относилась к политикам и захватывала власть именно как надполитическая сила.
Значение ГлавПУРа не следует преувеличивать. Его многолетний начальник Алексей Епишев не являлся даже замминистра обороны, а его авторитет был несопоставим с авторитетом министра Дмитрия Устинова.
Всерьез к политработникам не относились, считая их неизбежным придатком системы.
Впрочем, Георгия Жукова сняли со скандалом с должности, вменив ему в вину пренебрежительное отношение к политорганам. Поэтому ссориться с ними также остерегались.
После запрета КПСС и распада СССР в 1991 году ликвидация ГлавПУРа стала неизбежной. Но выбросить на улицу десятки и десятки тысяч профессиональных политработников было невозможно, равно как перевести их в разряд строевых офицеров.
Поэтому путем переименования было создано Главное управление воспитательной работы (оно в разные годы называлось по-разному, в зависимости от вкусов начальства). Примерно так же кафедры научного коммунизма по всей стране стали в то же время стали кафедрами политологии и социологии.
Что в первом, что во втором случае результат был схожим — институты и люди, созданные для определенных целей в конкретных условиях, вынуждены были приспосабливаться под совсем другие нормы жизни.
«Воспитатели» не смогли решить ни одной из задач, стоявших перед ними.
Они не справились с дедовщиной и новыми проявлениями неуставных отношений, таких как возникновение этнических группировок в армии, которые навязывали свои правила игры. Актуальность дедовщины спала лишь после перехода на годовую службу и широкое распространение контрактников и переход армии с самообслуживания на аутсорсинг.
Во время первой чеченской войны мотивация военнослужащих была на низком уровне, цели и задачи боевых действий оставались им непонятными.
В контексте«Вагнеровцев» списали в расход? И у российского командования на авиабазе Хмеймим было достаточно времени, чтобы связаться как с командованием «ЧВК Вагнера», так и с сирийскими союзниками. И если уж не потребовать «уносить ноги», то хотя бы предупредить о возможном авиаударе.
Если рассматривать проблему рационально, то в армии нужны не «воспитатели» и тем более не пропагандисты, а военные психологи, консультанты-юристы и священнослужители — для тех, кому они требуются. Ведь с расширением профессионализации армии многие вопросы отпадают сами собой.
Контрактники, воюющие в Сирии, не нуждаются в комиссарах, в отличие от призывников, воевавших в Афганистане или в 1990-е в Чечне.
Впрочем, судя по всему, основная задача, которая ставится перед новым управлением, направлена не внутрь армии, а вовне — создание положительного имиджа Вооруженных сил, ведение информационной войны.
В современных условиях сражения действительно порой ведутся не на поле боя, а в киберпространстве. Помнится, в 2014 году, в разгар боев на Донбассе, когда ополченцы в конце августа перешли в контрнаступление, в интернете были такие информационные вбросы, что трудно было понять, что происходит на самом деле.
Сообщалось, со ссылкой на непонятные источники, что Мариуполь окружен, что неизвестные войска видели уже к западу от него и т. д. Вспомним и актуальный скандал вокруг предполагаемого вмешательства ГРУ в американские выборы.
Однако за рубежом кибервойнами и психологическим воздействием на противника занимаются специализированные подразделения внутри собственно армейских структур, а не в аппарате Министерства обороны.
В рассматриваемом случае речь может идти скорее о пропагандистской работе в старом смысле слова.
Однако в условиях открытого информационного общества, всеобщего распространения интернета, доступа к социальным сетям подобная задача значительно усложняется. Нужны новые специалисты, неординарные идеи, свежие подходы. Имеются ли они у Министерства обороны?
Сейчас администрация президента явно проигрывает битву за пенсионную реформу, ее пиарщики никак не могут создать удовлетворительный «креатив», чтобы население смирилось с повышением возраста ухода на отдых.
Откуда же военные найдут своих пиарщиков, тем более в погонах, которые могли бы оперативно откликаться на постоянно меняющиеся и усложняющиеся вызовы времени?
Пока стабильность в армии держится на популярности главнокомандующего, достаточном денежном довольствии и несомненных военных успехах — от Чечни и Грузии до Крыма и Сирии.
Пиарщики тут по большому счету не нужны. Но если ситуация изменится, то мастера промывания мозгов могут оказаться бессильными.
* * *
Максим Артемьев
– политолог
«Forbes»