Российская идеология
В связи со столетним юбилеем революции до такой степени не о чем поговорить и нечем ее отмечать, что вся «историческая» дискуссия свелась к спору о том, надо ли захоронить тело Ленина. Единым фронтом «за» выступили, например, Ксения Собчак, Екатерина Гордон, Наталья Поклонская, Рамзан Кадыров.
Это совершенно безболезненная тема, удобная для привлечения к себе внимания, имитации праведного гнева и троллинга политика, который отчасти для того и существует на квазиполитическом поле сегодняшних квазидискуссий, – Геннадия Зюганова.
Никому ничего за эту дискуссию не будет, никто никакую мумию ниоткуда тоже выносить не станет – Владимиру Путину совершенно не нужна даже минимальная и локальная социальная напряженность по пустому поводу, а мавзолей как был памятником постсоветскому ментальному постмодернизму, так и останется.
Прикольный арт-объект, но под строгой государственной охраной – это очень в духе «госкапитализма друзей», находящегося в постоянном поиске идентичности и скреп в виде серпа, молота и хоругви.
А Ленин – он уже пережил и каток на Красной площади, и концерт сэра Пола, и фестиваль «Спасская башня» – ему уже ничего не страшно.
Ленин превратился в сравнительно нейтральную фигуру русской истории. Как и революция, отношение к которой несколько двойственное ввиду ее дистанцированности от сегодняшнего дня, Ленин не объединяет и не раскалывает. Разделительные линии как проходили в обществе по Сталину и сталинизму, так и проходят.
Две волны десталинизации – хрущевской и горбачевской – проходили с интенсивным использованием фигуры вождя революции и максимально простой дихотомии: Ленин – хороший, Сталин – плохой, Ленин основал, Сталин исказил. Чтобы снова начать жить хорошо, надо вернуться к истокам, т. е. к Ленину.
Сейчас мумию даже и в этом качестве использовать невозможно.
Зюганов прав в том, что беседы о Ленине-2017 действительно «болтовня». Но болтовня несколько в ином смысле. Никто не собирается, по Кадырову, скорбеть по жертвам системы, которую Ленин основал, не говоря уже о том, что нынешний российский политический гибрид охотно наследует мифологии «эффективности» сталинского режима, прямого и неизбежного порождения октябрьского переворота. Да и идея перезахоронения вовсе не охватила широкие массы.
Например, число сторонников захоронения тела на Волковом кладбище в Санкт-Петербурге за 20 лет снизилось на 11 пунктов – с 37% в 1997 г. до 26% в 2017 г. (данные «Левада-центра»). Зато увеличилось за тот же период число сторонников захоронения Ленина у Кремлевской стены – с 13 до 32%.
Поближе к праху Сталина, саркофаг с гробом которого в 1961 г. убрали подальше от Ильича за, как говорилось в постановлении XXII съезда КПСС, «серьезные нарушения ленинских заветов».
Гораздо более существенная символико-историческая проблема – это в целом некрополь у Кремлевской стены: управление страной по сути осуществляется с кладбища и испытывает, как говорилось в одном из анекдотов 1920 гг., «пара-Ильич». Уж если избавляться от неуспокоенных духов отечественной истории, похороненных в чрезмерной близости к своим рабочим местам, так сразу ото всех – от Свердлова до Черненко.
* * *
Андрей Колесников
- руководитель программы «Российская внутренняя политика и политические институты» Московского Центра Карнеги.
МЦ «Carnegie»